Вовка с родителями и старшим братом жил в коммунальной квартире. Из трех комнат они занимали две: зал и маленькую спальню, — в третьей комнате жила их соседка тетя Дуся.
В глубине души Вовка считал ее своей бабушкой, которой у него никогда не было. Невысокая хрупкая старушка вечно опекала его, подсовывая то свежие пирожки, то какие-нибудь сладости. Она делала ему его любимую жареную картошку с холодным молоком и вареники со сладким творогом. Картошка нарезалась соломкой, как любил Вовка, и обжаривалась до золотистой хрустящей корочки. Запах картошки, жарящейся на сливочном масле, проникал в самые отдаленные уголки квартиры и вызывал у Вовки голодные спазмы. Ледяное молоко тетя Дуся наливала в тонкостенный стакан, отчего тот мгновенно запотевал, покрываясь изморозью и прозрачными капельками воды. Кушать это блюдо Вовка любил прямо со сковородки. Подцеплял раскаленные ломтики картошки вилкой, обжигаясь, засовывал их в рот и немедленно заливал все это блаженство ледяным молоком! По Вовкиным понятиям вкуснее блюда в мире просто не существовало.
Так сложилось, что жили они практически одной семьей. У тети Дуси, правда, был сын, но жил он где-то очень далеко под Красноярском, и Вовка его никогда не видел, только иногда слышал, как она на кухне жалуется маме, что сын пишет редко, а приехать, мол, и вовсе никак не соберется.
Двери в коммуналке замков не имели и никогда не закрывались. Кушали за одним столом, и даже холодильник был общий. В общем, Вовка даже не осознавал, что тетя Дуся, в принципе, посторонний человек. Она собирала его в школу, следила за тем, чтобы он вовремя кушал, проверяла уроки, в общем, выполняла все функции бабушки, сидящей дома с внуком.
В комнате соседки, как и у всякой приличной бабушки, обретался старинный, тяжелый, деревянный комод. Кованные медные ручки, покрытые зеленовато-седой патиной, блестели на выпуклых местах, и Вовке всегда представлялось, что именно такие ручки должны украшать пиратский сундук с сокровищами. Этот комод всегда тянул к себе Вовку, как магнитом.
На крышке располагалось большое квадратное зеркало в темной деревянной раме, основательно поточенной жучками. За ободок рамы были вставлены несколько черно-белых фотографий неизвестных Вовке людей.
Справа и слева от рамы дружными рядами выстроились сандаловые фигурки индийских слоников, источающие легкий аромат экзотического дерева, парочка балерин и нежная фарфоровая пастушка, обнимающая пасторальную овечку. А венчала всю эту композицию огромная глиняная кружка, покрытая зеленой эмалью, с крышкой и дырочками по краю. Называлась кружка «Напейся – не облейся». В ее толстых стенках была какая-то хитроумная система ходов, и для того, чтобы напиться, надо было найти на кромке кружки отверстие, которое соединено с отверстием на дне кружки. Почему каждый раз это оказывалось другое отверстие, Вовка так и не смог понять. По своему прямому назначению кружка использовалась редко. В ней тетя Дуся хранила разные мелочи, скопившиеся у нее в течение жизни. Для Вовки в комнате соседки не было места привлекательнее, чем этот сосуд с драгоценностями.
Поскольку двери в комнату были всегда открыты, и Вовкиных нашествий никто не пресекал, он, забравшись на шаткий табурет и высыпав драгоценное содержимое кружки прямо на крышку комода, мог часами перебирать старые пуговицы, блестящие кусочки какой-то бижутерии, разноцветные бусины, сломанные маникюрные ножницы и даже выщербленную опасную бритву с таинственной надписью «Solingen» на потемневшем от времени лезвии. И разве мог Вовка тогда себе представить, что именно эта кружка станет причиной проявления темной стороны его юной души, с которой доселе он был не знаком…
Это был обычный, теплый, весенний день. Родители ушли на работу, брат в школу, а Вовка, учившийся во вторую смену, болтался по квартире, не зная чем бы себя занять. Уроки были сделаны вчера, а идти на улицу было рано, друзья еще сладко спали в своих кроватях. И Вовка, «ранняя пташка», изнывал от безделья. Тетя Дуся еще с вечера уехала к подружке на сад, так что не было никого, кто бы мог его остановить.
Притащив из кухни старый табурет, он приставил его к комоду и, забравшись на него, занялся своим любимым делом. Сначала выстроил индийских слоников по ранжиру, возглавив процессию нежной фарфоровой пастушкой. В арьергарде поместил обеих балерин, вооружив каждую половинкой от сломанных маникюрных ножниц. Потом вытащил фотографии из-под рамы зеркала, долго и внимательно разглядывал их, пытаясь определить, кто этот крупный бородатый мужчина в офицерской фуражке, гордо подбоченившийся рядом с хрупкой, молодой женщиной, так похожей на тетю Дусю.
Вовка приближался к главной цели своего здесь присутствия неторопливо, растягивая удовольствие, как опытный гурман, согревающий в ладонях бокал с коньяком, прежде чем вдохнуть его аромат.
Наконец, обхватив обеими руками кружку, он водрузил ее прямо перед собой. Аккуратно и торжественно снял крышку, как будто открыл ларец с драгоценностями, и замер от неожиданности… Сверху, прямо под крышкой, обнаружился предмет, которого здесь раньше никогда не было. Это была десятирублевая купюра. Аккуратно свернутая вчетверо, красновато-розового цвета, она произвела на Вовку неизгладимое впечатление! Он замер и даже перестал дышать, боясь спугнуть прекрасное видение. Нет, конечно, он видел десятирублевку и раньше, но издалека и не предполагал столкнуться с ней прямо вот так нос к носу…
Поборов нерешительность, он аккуратно двумя пальцами вытащил купюру из кружки. Развернул и стал внимательно разглядывать. Знакомый профиль Ильича неодобрительно и даже угрожающе косился на него из овальной рамки. Она обладала какой-то незнакомой ранее притягательной силой. Купюра истосковавшимся щенком льнула к Вовкиным пальцам, чуть ли не вслух предлагая ему больше никогда не расставиться!
— Это ж какие деньжищи! – прошептал Вовка. Сколько же можно на них купить таких необходимых ему вещей. Он воровато оглянулся вокруг, хотя точно знал, что дома кроме него никого нет.
Сказать по правде, не было никаких вещей, которые были бы Вовке так уж необходимы. Были только вещи, которые ему желательно было бы иметь в своем личном владении.
Это были: перочинный ножик «Лисичка» с пластмассовой ручкой в форме бегущей лисы и набор блесен для спиннинга. Хоть самого спиннинга у Вовки отродясь не водилось, набор серебряных и золотых рыбок гипнотизировал его. Потом, ему срочно нужен был зеленый замшевый портфель (последствия недавно прочитанной книги о тайном мальчишеском обществе). Остальные желания пока еще четко не сформировались и неясно проступали сквозь розовый туман, вызванный десятирублевкой в Вовкиной неокрепшей голове.
Это был первый случай, когда зеленая кружка, попав в Вовкины руки, так и осталась неопорожненной. Он, помечтав минут двадцать, сложил вчетверо купюру, положил ее точно на то же место, откуда взял, автоматически запомнив, что и как лежит сверху.
Что-что, а память у Вовки была отменная. «Бородино» он мог выучить после одного прочтения, а если учить было лень, то просто зрительно запоминал страницу, а то и параграф, и, если вызывали к доске, просто вспоминал, как это выглядит в учебнике и читал преподавателю текст, слово в слово. Учителя, не зная его маленький секрет, восторженно хвалили его за прилежность, а он не спешил их разочаровывать.
Но вернемся к зеленой кружке, к этому «сосуду греха», испытания которым Вовка не выдержал. Убрав следы своего пребывания на крышке комода, расставив все в прежнем порядке, чего раньше никогда не делал, он спрыгнул на пол и потащил тяжелый табурет на кухню. Остаток дня он был задумчив и рассеян. Розовый туман, порожденный близостью денег, никак не желал рассеиваться, а все мысли так и крутились вокруг десятирублевки, одиноко лежащей в зеленой кружке.
— Она ведь старенькая совсем. Наверное, засунула и забыла, – думал Вовка о тете Дусе.
Конечно же, он не знал, что забыть о половине своей пенсии тетя Дуся не могла в принципе. Но он так думал, потому что ему очень хотелось в это верить! Бес алчности и стяжательства уже свил себе гнездо в его маленьком беззащитном сердце… Бес нависал над левым Вовкиным плечом и, уткнувшись хищным носом в его не слишком чистое ухо, очень убедительно доказывал Вовке, что нет ничего плохого в том, что Вовка возьмет эти деньги.
— Ну, зачем ей эти деньги, сам подумай, – скрипел в ухо бес. – Она старенькая, и, наверняка, у нее еще есть.
— Ладно, через пару дней проверю. Если деньги на месте, значит, точно забыла! — Сам того не подозревая, Вовка в мыслях уже взял эти деньги и даже купил перочинный нож.
Время тянулось медленно. Удобный случай все никак не наступал. Вовка весь извелся. Ночью ему снились «десятки», предательски торчащие из его карманов во все стороны, а он пытался запихнуть их поглубже, чтобы никто не заметил, но своенравные десятки все равно высовывались то там то тут, и Вовка просыпался утром измученный и не выспавшийся.
Наконец настал долгожданный день. Утром Вовка проснулся в прекрасном настроении. Проводив родителей на работу, осторожно заглянул в комнату соседки. Она вчера с вечера опять уехала к подружке на сад, и комната была в полном его распоряжении. Не торопясь, он выпил утренний чай, съел румяный бублик с маком и отправился «на дело».
И вот, стоя на скрипучем табурете, он уже протягивает руки к вожделенной кружке. Подвигает ее к себе и осторожно снимает крышечку…
Есть! «Десятка» на месте! Все лежит в таком же порядке, как он оставил две недели назад. Сердце отчаянно стучит. Вовка уже две недели считает эту десятку своей собственностью, и ее отсутствие сейчас в кружке он бы не пережил.
— Точно забыла! – Бес в сердце просто взвыл от восторга!
— А может надо подождать еще? – Осторожно спрашивает какой-то трусливый голос внутри.
— Нет! Нет! – Не терпится бесу. – Две недели большой срок! Если бы помнила, забрала! Она ведь старенькая совсем, наверняка, забыла! – Визгливо кричит бес трусливому голосу.
И тогда Вовка решается. Липкими от волнения пальцами он берет десятирублевку и торопливо засовывает ее в нагрудный карман своей клетчатой рубашечки. Сердце, подкатив прямо к горлу, колотится как сумасшедшее, норовя покинуть его тщедушное тело… Пот холодным ручейком бежит по щеке, оставляя влажную щекотную дорожку. Табурет скрипит и трясется под ногами, норовя сбросить Вовку на пол. Он неловко спрыгивает и мчится в свою комнату. Бес рычит от удовольствия и одобрительно хлопает Вовку по плечу…
Но с появлением «десятки» мир в душе Вовки был нарушен. Как оказалось, быть богатым одному страшно скучно… И Вовка решил разделить триумф со старым приятелем и одноклассником. Правду он, конечно, говорить не собирался, поэтому выдумал на «скорую руку» историю о том, что нашел деньги около магазина. Санька люто позавидовал, но тратить деньги с Вовкой отправился с удовольствием.
Пожилая продавщица безразлично разглядывала двух малолетних пацанов, суетящихся около стеклянной витрины. Вовка, сделав значительное лицо, молча, ткнул грязным пальцем в вожделенные предметы и подал десять рублей. Продавщица, подозрительно глянув на Вовку, покрутила «десятку» перед глазами и с недовольным видом подала требуемое.
В «Книжном» отделе Вовка давно присмотрел томик с говорящим названием «Владыка джунглей» и оскаленной мордой тигра на обложке. Томик был куплен за один рубль, и на этом Вовкина фантазия иссякла. На зеленый портфель денег теперь не хватало, и они с Санькой отправились домой.
По дороге Вовка разделил пополам остаток денег и отдал одну половину Саньке. Бес внутри возмущенно заворочался, но Вовка не обратил на него внимания. Получив желаемое, он потерял интерес к деньгам, как к таковым. Отдав ножик и блесны Саньке для временного хранения, и оставив себе только книгу, он побежал домой, пора было собираться в школу.
К этому времени из школы вернулся старший брат. Вовка без всякого сожаления разделил оставшуюся половину денег еще пополам и отдал одну половину брату, в очередной раз что-то невразумительно наврав. Бес, очевидно, поняв бессмысленность своих претензий, на этот раз даже не стал возмущаться Вовкиной расточительностью.
Прошло три дня. Вовка уже почти забыл о своем поступке. Книга была прочитана. Остаток денег болтался в кармане, ни к чему не побуждая Вовкину фантазию. Бес больше не напоминал о себе. В общем, жизнь возвращалась в обычное русло. Вовку не мучили угрызения совести, и он не пытался давать оценку тому, что сотворил.
Расплата наступила в субботу. Мама, как всегда, затеяла стирку. Собрала постельное белье, а после взялась за Вовкину одежду. Вытряхивая содержимое карманов, с удивлением обнаружила в них сумму денег, просто неприлично большую для десятилетнего мальчишки. Версия о том, что эти деньги Вовка нашел, ее почему-то не убедила.
Ну что может противопоставить десятилетний пацан взрослому умному человеку? Вовка был пойман на противоречиях и во всем признался. Он стоял, повесив голову, похожий на мокрого ощипанного курёнка, из глаз непрерывным потоком текли слезы. Хлюпая носом, он бессвязно излагал историю своего преступления, только сейчас начиная понимать, что же он натворил…
— Придет отец, поговорим, – сухо сказала мама и вышла, плотно притворив дверь комнаты.
— Меня выгонят из дома, – с ужасом думал Вовка. – Зачем им сын вор?
Вечером, когда отец вернулся с работы, Вовка вновь стоял посредине комнаты, истекая слезами в ожидании неминуемой расплаты. Вновь, судорожно шмыгая носом и глотая слезы, рассказывал историю своего падения. Пощады он не ждал и не просил, просто хотел, чтобы все скорее закончилось.
Выслушав, отец встал и вышел из комнаты. Вовка слышал, как он в коридоре разговаривает по телефону с Санькиными родителями. Через пару минут примчался красный взъерошенный Санька. Положил на стол коробочку с блеснами и ножик, высыпал сверху деньги, которые дал ему Вовка, сверкнул в его сторону глазами, что-то невразумительно пробормотал и бесследно испарился.
Вовка каким-то чудом все еще держался на ногах. Ему казалось, что из него вытащили позвоночник, его шатало, а перед глазами стоял непроницаемый туман. Хотя, может, это были слезы…
Отец что-то делал на кухне, а когда вошел в комнату, в его руках Вовка увидел кусок бельевой веревки.
— Вешать будут, – понял Вовка, но почему-то совсем не испугался. Чувство вины было так велико, что, на его взгляд, и костер бы для него не был чрезмерным наказанием.
— Пепел Клааса стучит в моем сердце! – Эта фраза из недавно прочитанной «Легенды о Тиле» несвоевременно всплыла в его голове.
— Завязывай, – отец бросил веревку на стол. Вовка покорно взял веревку и стал обматывать ее вокруг тощей шеи.
— Дурак! – Разозлился отец. – Это завязывай, – и он указал пальцем на Вовкины трофеи.
Вовка непонимающе смотрел на отца. Тогда тот взял веревку и, сложив Вовкины приобретения стопочкой, сам перевязал их крест — накрест.
— Теперь бери бумагу и ручку и садись за стол.
Вовка вытащил чернильницу, вырвал из тетради чистый лист и, взяв ручку, уселся за стол.
— Пиши большими буквами, – сказал отец и начал диктовать. – Эти вещи куплены мной, фамилия, имя, такого-то числа, такого-то месяца, на украденные мной у нашей соседки тети Дуси деньги (десять рублей). Подпись и число.
Вовка писал под диктовку, а слезы капали на лист, заставляя буквы расплываться безобразными кляксами. Дав чернилам и слезам подсохнуть, отец, аккуратно свернув лист, подсунул его под перекрестие веревок и там расправил. Потом, положив получившийся брикет на середину стола, прихлопнул его тяжелой ладонью:
— Это будет лежать здесь до тех пор, пока ты не закончишь школу. И только попробуй убрать! – Ладонь еще раз тяжело опустилась на упаковку.
Конечно, деньги родители соседке вернули с извинениями. Конечно, Вовка ходил просить прощения и клятвенно заверял соседку, что такого больше не повториться. Конечно, он был ей прощен. Но он так и не смог больше смотреть ей в глаза и есть ее жареную картошку…
Друзья, которых у него всегда было превеликое множество, побывав у Вовки и прочтя его «добровольное» признание, стали относится к нему настороженно и все меньше и меньше приглашали его к себе в гости.
Но было во всех этих событиях и положительное зерно. Бесславно скончался бес алчности и стяжательства. Деньги более не представляли для Вовки интерес, а уж чужие деньги тем более. Урок, полученный в десять лет, был, наверное, самым главным уроком в его жизни.
И еще он часто думает о том, что бы с ним стало, если бы его просто выпороли, как поступает большинство родителей? Думает и благодарит Бога за то, что он иногда помогает родителям принять единственно верное решение…
// Хочу добавить пару реплик от себя. Опубликованный текст подвергся моей редактуре (с Владимиром Мощенко согласовано), поэтому может не совпадать с опубликованным на других ресурсах. mr Ч.