Не знаю, почему именно о ней решил написать. В моей жизни встречались и более приятные люди. Может, хочу извиниться.. и отдать старые долги.? Может быть…
Когда она вошла в класс, мы все выдохнули…. Репутация в школе у нее была устрашающая. Ее боялись не только ученики, но, кажется и педагогический состав.
Породистое лицо с массивным, слегка крючковатым носом, большие водянисто-голубые глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, под толстыми стеклами очков. Россыпь мелких, темных веснушек придавала лицу какой-то медный оттенок. Узкие, брезгливо поджатые губы, казалось, в следующий момент издадут презрительный звук «пф-ф-ф». Прическа напоминала каракулевую шапку, ярко рыжего цвета, плотно приклеенную к голове. Когда она смотрела на тебя, очень хотелось стать невидимкой, но уверенности, что в этом случае она тебя не заметит, все равно не было…
Она стала нашим классным руководителем в пятом классе, а еще она преподавала немецкий. В школе ходили слухи, что во время войны, она была переводчицей в концлагере, и мы даже подозревали, что переводила она с немецкого на русский…
В общем, мы ее боялись и тихо ненавидели. Нет, она нас не била, в отличии от учительницы по рисованию, и даже не кричала на нас.. Да это было и не нужно. Мы при ее появлении, замирали, как стая бандерлогов при виде Каа.
Ее движение по школьному коридору во время перемены, было похоже, на движение масляного пятна по бушующему океану. В радиусе десяти метров вокруг нее, царил штиль. Дети вдруг забывали, что на переменке положено орать и визжать, пинаться и плеваться. Все начинали судорожно делать вид, что они просто здесь прогуливаются, повторяя про себя пройденный на уроке материал.
Я уже упоминал, что она преподавала немецкий ? Мне не часто везло в жизни, но в этот раз Фортуна было на моей стороне, при разделении класса на немецкую и английскую группы, для изучения иностранных языков, я попал в английскую. Оставшиеся шесть лет, я неоднократно благодарил всех известных мне богов (а к этому времени я неплохо знал египетский, древнегреческий и индийский пантеоны), за эту удачу. Я начинал с Зевса и заканчивал Кали. Правда, английский я от этого лучше знать не стал, в связи с полным отсутствием лингвистических способностей, но миновал распятия на классной доске, в кабинете немецкого.
Она держала нас в «ежовых рукавицах». Невозможно было совершить какой-либо проступок, и надеяться, что он останется ей незамеченным. Как она умудрялась все узнавать, для меня до сих пор загадка. Но она узнавала. Потом приглашала в кабинет, долго и пристально смотрела на тебя, сквозь толстые стекла очков, за которыми, словно рыбы в аквариуме, плавали бледно-голубые зрачки. Через пару минут тебе начинало казаться, что твой мочевой пузырь вот-вот лопнет, а школьная доска за ее спиной совершает какие-то колебательные движения и еще чуть-чуть и на ней возникнут огненные письмена, а сам ты провалишься в ад…. И вот, когда ты уже почти готов грохнуться в обморок, говорила: «Надеюсь, ты все понял?», и хотя на протяжении всей экзекуции она не сказала ни слова, ты с готовностью мотал головой, и мчался в туалет, стремясь попасть туда раньше, чем случится катастрофа! Она обладала каким-то невероятным магнетизмом, но не уверен, что пользовалась им осознанно.
В школе, мы никогда не были предоставлены сами себе. Стоило кому-то из учителей заболеть, как на пороге появлялась она и сообщала, что вместо урока будет проведен классный час, причем она умудрялась его проводить, совмещая со своим уроком в другом классе. В общем у нашего стада был очень ответственный пастух…
Однажды зимой, она поскользнулась, и сломала ногу. Грешно так говорить, но мы радовались «Наконец-то свобода!»… Но не тут-то было…. На второй день распахнулась дверь, и она тяжело опираясь на костыли, с трудом неся впереди загипсованную ногу, вошла в класс. Три километра по скользкой дороге, зимой, на костылях… Тогда мы поняли, нет силы, способной остановить ее, и спасти нас. И мы смирились…
Что удивительно, у нее не было любимчиков. Конечно к успешным ученикам, она относилась мягче, чем к остальным, но только до той поры, пока они не совершали оплошность. Если такое происходило, успешные немедленно теряли свой статус, и переходили в общую категорию. Наверное поэтому наш класс никогда не делился на группы. Мы сплотились, так как вместе было легче противостоять ее давлению.
Одним из ее требований, было обязательное посещение больных одноклассников, с целью выяснения обстоятельств и передачи им домашних заданий и фруктов. Причем именно в таком порядке, сначала задания, потом фрукты. Она и сама могла возглавить такой поход к больному, особенно если было подозрение, что это просто прогульщик.
В общем, за шесть лет, которые мы были вместе, ей не удалось добиться нашей любви, но ей удалось сделать из нас самый дружный в школе класс, хотя и не самый успешный. Ей удалось сделать из нас порядочных и честных людей, каким-то незаметным образом. Она научила нас ценить дружбу и не бросать друзей в беде, хотя на классных часах мы эту тему и не обсуждали.
Но мы сделали страшную ошибку…, мы бросили ее…. Она умерла в одиночестве, и ее обнаружили только через два месяца…, и никого…. никого из нас не было рядом….
Только сейчас я начинаю осознавать, что она просто отдала нам, и тем, кто был перед нами, и после нас, свою жизнь, а мы даже не сумели это понять.
Меня гложет стыд, и я не нахожу для себя никаких оправданий. Может поэтому и решился написать о ней.
Простите меня, Полина Соломоновна и ребят наших простите… Мы поздно понимаем ошибки сделанные нами, но если все же понимаем, значит, мы не совсем потерянные люди, и в этом Ваша заслуга
Я написал этот рассказ, в память о своем классном руководителе Лившиц Полине Соломоновне, человеке отдавшем себя детям, но не понятой и забытой ими.