Часть 2. Троянский слон. Глава 02

Глава 2.

Следующее утро (раннее).

Тимоха, не отрывая головы от подушки, с трудом открыл правый глаз; шатер являл собой печальное зрелище: на полу валялись объедки и пустые амфоры вперемешку с кучами тряпья неизвестного происхождения, там и сям торчали руки, ноги и другие привлекательные части тел, дополняли картину прерывистые похрапывания и похрюкивания.Желание прибрать «свинарник» боролось с похмельным синдромом, отягощенным головной болью, победил второй, Тимоха закрыл глаз.

То же утро (позднее).

Левый глаз открылся сам собой, намекая хозяину на приближающийся обед. Тимоха снова обшарил комнату взглядом: беспорядок никуда не исчез. Постанывая от неотвратимости уборки и мучащей жажды, Тимофей перевернулся на другой бок и уперся носом в сандалий сомнительной чистоты, сандалий продолжался ногой и заканчивался где-то в дебрях цветастых тряпок. Несмотря на возмущенный хрюк из-под «одеяла», новоиспеченный Аякс брезгливо приподнял двумя пальчиками чужую обувь вместе с ногой владельца и переложил ее подальше от себя.

Тимоха нехотя поднялся на локоть, со стоном переложил всю массу тела на пятую точку и сел. В сидячем положении издевательства, учиненные над чьим-то шатром, казались еще более разрушительными. Гигант потер пересохшее горло, потянулся, разминая суставы, кряхтя, поднялся со своего ложа и вышел из душного, пропитанного винными парами (читай: перегаром) помещения на свежий воздух.

Прохладный ветерок вдохнул в легкие героя новые силы. Тимофей окинул взглядом близлежащий район справа налево: шатры, море, песчаное побережье, снова шатры, на горизонте драконьим гребнем торчит горный хребет. Вроде бы все на месте.

«Слава Богу…», — мысли сами нашли голову Тимофея. – «Свой стан, родной, греческий. Хорошо, что воевать не пошли на пьяную голову, помнится, кто-то очень порывался…мда…троянцы бы удивились». Мозг замер, инициативу снова перехватили глаза, упершись внимательным взором в бочку с водой (похмелье – это такое состояние, когда все органы могут работать, но поочередно, излишняя концентрация, как правило, приводит к головной боли).

Тимоха с удовольствием окунул косматую башку в деревянный жбан. Вдоволь напившись, ополоснувшись и наплескавшись, он развернулся обратно к шатру. Войдя внутрь, он бесцеремонно цапнул первый попавший под руку кусок ткани и, насвистывая марш Мендельсона, принялся обтираться. Ворох тряпья, скрытый сорванным «полотенцем» зашевелился; на свет Божий показалась заспанная, отекшая, но знакомая Тимофею с детства харя.

— Здорово, Тим, — просипела физиономия.

— Привет, — Тимофей повернулся на голос. – Гарик, ты замечательно выглядишь.

На фоне мытого, пышущего здоровьем, наводящего последний марафет друга, Гарик смотрелся жалко.

— Тим. Умоляю. Глоток воды, — из-за сильнейшей жажды (именуемой в народе сушняком) Гарик старался как можно сильнее укорачивать фразы, донося до собеседника основной смысл.

Жалея не рассчитавшего силы друга, Тимофей снова вышел на улицу, зачерпнул свежей воды из другой бочки, и с чувством выполненного долга протянул ковш Гарику. Названный Одиссей жадно припал к кромке ковшика и двумя глотками осушил его.

— Шарман. – протянул Гарик, вынырнув из посудины. – Снова жить хочется.

— Где мы? – задал Тимоха давно терзающий его мозг вопрос.

Гарик озадаченно поморгал (первоначально он хотел пожать плечами, но лишнее движение отозвалось очередным приступом головной боли, поэтому он ограничился девичьим стреляньем глазками):

— Не знаю.

— Как мы сюда попали?

— Не помню. Банкет у Аганемнона помню, танцы помню, конкурсы припоминаю, стриптиз вроде был, а потом, потом… – Гарик, с трудом поднял руку и потер ладошкой лоб.

— Что потом было? Вспоминай.

— Ты тоже не помнишь?

— Фрагментами.

— Давай вспоминать вместе.

— На чем мы остановились?

— На стриптизе.

— Во время стриптиза Менелай вскочил с трона и начал поливать вином девчонок, и нас с Мишком, и тебя, и вообще всех присутствующих.

— Дальше что было?

— Не помню, кажется, ты сам начал стриптиз показывать.

— Точно? – Гарик залился цветом спелого томата. – Может, ты что-то путаешь.

— Нет, эту часть я вспомнил отчетливо.

— А дальше, — осторожно спросил Гарик, боясь узнать о себе еще более интересные подробности.

— Дальше провал памяти. Ты сам еще что-нибудь помнишь?

— Не-а, мой провал случился раньше. Ума не приложу, как мы не умерли от алкогольного отравления.

— Нам по статусу не положено, как великим героям.

Очередная куча разноцветных тряпок заерзала у дальней «стенки» шатра и разродилась опухшей физиономией Мишка.

— И…а….а….о…ы, — изрекли пересохшие губы.

— Повтори, — попросил Гарик, выразительно глядя на Тимофея, несмотря на заметно улучшившееся самочувствие, вставать на ноги и крутить головой в разные стороны он пока не решался.

— Тима. Дай воды, — повторно просипел величайший древнегреческий герой.

— Нашли мальчика на побегушках, — пробубнил Тимоха, в третий раз отправляясь на воздух. – Не умеете пить – не беритесь, калеки. – Тихое утробное бурчание сопровождало гиганта до самого выхода. Вернувшись с очередной порцией «лекарства», Тимофей застыл, как вкопанный, напротив лежбища Мишка: разворошенные лохмотья сползли, явив общему взору оголенные части женских тел. Вслед за озябшими, покрывшимися на свежем воздухе пупырышками выпуклостями вынырнули две хорошенькие женские головки, блондинистая и брюнетистая, несмотря на следы вчерашнего кутежа и жалкие остатки косметики, размазанные по заспанным моськам, девушки выглядели весьма соблазнительно.

— Хриська! Бриська! – ахнул Мишок. – Вы как здесь оказались?

— Прощай двойной паек и легионерская пенсия, — Гарик обессилено рухнул обратно на «кровать».

— С добрым утром, мальчики! – за секунду приведя себя в подобающий вид, Хрисеида и Брисеида завернулись в полупрозрачные воздушные накидки и поплыли к выходу.

— Что между нами было? – ошарашено пролепетал Ахилл.

Вместо ответа девушки интригующе захихикали и подарили герою по поцелую в каждую щеку.

— Нас Аганемнон сожрет, нет сначала колесует, затем сварит в кипящем масле наши ошметки, а затем их сожрет или скормит собакам, — перечислил Гарик варианты скорого будущего.

— Не волнуйтесь, вас никто не тронет. Цари раньше обеда не просыпаются. Они и не заметят нашего отсутствия. – Брисеида кокетливо подмигнула Гарику и обе девушки, минуя замершего с ковшом в руках истукана Тимофея, выскользнули из шатра.

— Уф, — перевел дыхание Гарик.

— Тимоха неси воду, умираю, — Михаил трагично прикрыл лоб ладонью.

— На, бабник, — Тимофей протянул «погибающему» другу живительную влагу.

Михаил пересохшим ртом приник к заветному ковшу и жадными глотками приступил к водотерапии. Слегка смочив горло, напоминавшее пустыню Гоби, Мишок вытер стекающие по подбородку капельки воды и огляделся:

— Где мы?

— Вообще-то мы хотели тебя об этом спросить, — проворчал Тимоха.

— У меня у самого амнезия.

— Мы остановились на стриптизе, который начал показывать незабываемый ди-джей Одя, — съязвил Тимофей.

Гарик, вылезший из своего ночного приюта и приступивший к легкой зарядке, издали напоминавшей редкие потягивания и позевывания, опять густо покраснел.

— Ха, как же, стриптиз помню, — хохотнул Мишок и тут же придержал голову руками, уменьшив лишние колебания оной. – Гвоздь программы.

— Что дальше было? – наседал на друга Тимоха.

— Дай-ка подумать. После его великолепного стриптиза начался какой-то мордобой.

— Дрались за право обладания гариковскими стрингами? – пошутил Тимоха.

— Нет. – Серьезно ответил Михаил. – Кажись, предыдущим музыкантам дрюнделей наваляли, за то что играть по-человечески не умеют. Да, так оно и было, Гарик стриптиз станцевал и говорит: «Вот музыка, так музыка, не то что эти со своими похоронными маршами, и те толком играть не умеют, потому что руки растут из ж…»

— Не может быть, — оборвал Михаила на половине слова еще сильнее покрасневший Гарик.

— Да не перебивай ты. Мишка, вспоминай, на тебя последняя надежда.

— Когда эти, как наш ди-джей выразился, «доморощенные менестрели со слабыми зачатками обучения игры на колокольчике» уползли, КОЕ-КОМУ, — Мишок выразительно посмотрел на Гарика, — показалось мало, и этот КОЕ-КТО порывался развязать военные действия, дескать, перед такими великими героями ни одна Троя не устоит, убеждал, что Аганемнону ключи от города Приам в зубах принесет, а ему Гектор тапочки.

— Что-то подобное и я припоминаю, — отозвался Тимоха.

На Гарика было жалко смотреть, по цветовой гамме он целиком слился с ярко-красным полотном, которым Тимофей недавно вытирал руки.

— Когда его все-таки удалось уговорить оставить бедных троянцев в покое, он заорал на весь царский шатер: «Поедем кутить в номера».

— Стыдобища.

— Где были эти номера, я уже не помню. Собственно говоря, все.

— Как я мог, как я мог, — Гарик со стеклянным взором, обхватив себя руками, раскачивался взад и вперед на мягком пуфике. – Позор.

— Судя по всему, этот шатер и есть те самые номера, — подвел итог Тимоха. — Узнать бы чей, вряд ли хозяину разгром понравится.

— А че тут узнавать? – Мишок пошарил рукой под одеялом и извлек на свет Божий деревянную табличку с торчащим гвоздем. Подобные информационные стенды стояли напротив каждого шатра, извещая заблудившихся в военном лагере недотеп о владельце жилья, а эта дощечка, судя по нанесенным повреждениям, раньше (то есть до позднего вечера вчерашнего дня) висела рядом с местом кутежа.

Тимоха принял из рук друга боевой трофей и белеющими от злости губами прочитал:

— Аякс Теламонид!?

***

Под умелым командованием Тимофея (в которое входили пинки, затрещины, зуботычины и ободряющие экспромты, типа: «Кто полы помыл без мыла, тот сейчас получит в рыло») за какие-то полчаса бардак вселенского масштаба принял форму начищенного до блеска Аяксового шатра. Уставшие от внеурочной влажной уборки герои сидели на мягких пуфах, утирая лица пыльными тряпками.

— Загадить каждый может, дело нехитрое, — в который раз начал свою проповедь Тимоха о невозможности проведения увеселительных мероприятий с последующим загрязнением и замусориванием всего пространства любимого (уже любимого, родного, сердцу милого!) шатра. – Ломать — не строить. Вы потом попробуйте прибрать за собой.

— Да прибрали уже, успокойся. – Мишок оборвал надоевшие хуже горькой редьки морально-этические речи друга и повалился спиной на подушку.

Заметно взбодрившийся Тимофей окинул взглядом сверкающее чистотой жилье, причмокнул от удовольствия и повернулся к Гарику:

— Ну, какие планы на вечер, кутила?

Отошедший от ночных выкрутасов ди-джей и заводила вытер со лба выступившие от усердного начищения палат друга капельки пота и отрикошетил ехидный взгляд ему обратно. Среди друзей репутация Гарика ничуть не пострадала, ему по-прежнему принадлежали титулы «мозг команды» и «дитя логики», а среди новых товарищей… честно говоря, ему было глубоко наплевать, что о нем подумают греки, он не собирался долго задерживаться на станции Троя, впрочем, как выбраться оттуда Гарик тоже пока не знал.

Трудотерапия подействовала самым чудесным образом, изгнав мучительное похмелье, мысли выстроились в стройные цепочки, и Гарик снова был готов рассуждать логически:

— Ахилл, тебе нужно срочно прикрыть пятки.

— Но война только началась, и будет длиться еще 9 лет…

— Не спорь, мы вчера с превеликим удовольствием нарушили естественный ход истории, влезши в него с ногами, поэтому неизвестно, как отреагирует существующая действительность на нашу бурную деятельность.

— Слушаюсь, мой генерал, — Мишок торжественно отдал честь. На вернувшегося к боевой активности друга было любо дорого посмотреть. – Какие еще будут приказанья?

— Во-вторых (в-первых были пятки), на людях называем друг друга только греческими именами, Одиссей, Ахилл и Аякс.

— Да, сэр! – по струнке вытянулся Тимоха, пристраиваясь к Мишку.

— В-третьих, мы здесь уже два дня, а еще не искупались в море, айда за мной!

— Я его обожаю, — Михаил с умилением посмотрел вслед выскакивающему из шатра Гарику.

***

Ласковый Зефир трепал кудри героев, обдавая накаченные тела приятной прохладой. Изможденные вечерним гуляньем, утренней уборкой и обеденным купанием друзья валялись на пляже возле только что построенного песчаного замка. Другие греки смотрели на процесс сооружения недолговечного произведения искусства с недоумением и… завистью, но подойти с прямым вопросом никто не решился.

— Миша, меня один вопрос мучает, — Гарик сам толком не мог привыкнуть к греческим ипостасям себя и друзей, поэтому периодически срывался на славянские корни.

— Говори.

— Как ты узнал, что Мелиган и Хозяин одно и то же лицо?

— Когда я его увидел, у меня будто перемкнуло, вся мозаика сложилась: низшие, высшие, лаборатории, ловушки, короче, интуиция и мгновенная реакция. Ты заметил, что при перемещениях у нас не возникает языкового барьера?

— Заметил. Барьера нет, кто нас швыряет, зачем и куда, мы не знаем, сколько это путешествие будет длиться – неизвестно…

— Э-ээ, да тебя не один вопрос терзает.

— Покоримся воле судьбы… пока, а там видно будет.

— Хрр, — вклинился в беседу разомлевший Тимофей.

— Толкни его в пузо, а то он нам своим храпом поговорить не даст, — посоветовал Гарик.

— Сам толкни, если ноги не жалко.

— Ну, тогда посвисти, верное средство.

— Денег не будет.

— А у тебя они есть?

— Нет.

— То то и оно. Свисти.

— Что свистеть?

— Summertime!

«Никогда не свистеть над Тимохиным ухом», — обиженно думал Мишок, потирая свое, едва не открученное. Тимофей в свою очередь с недовольным ворчанием о «всяких свистунах, которые не дают поспать рабочему человеку в законном отпуске» перевернулся на левый бок и заснул уже без храпа.

— Помогло, – прошептал Гарик, стараясь не нарушить тревожный сон друга. – Не совсем так, как рассчитывали, но помогло. Больше не мешает.

— Мне и разговаривать теперь с тобой не охота.

— Здрасьте приехали. Зачем тогда великана усыпляли, в смысле обесхрапливали?

— Не хочу с тобой говорить, — твердил свое незаслуженно подвергшийся кручению уха Мишок.

— Не дуйся, — Гарик состроил детскую физиономию и щенячьи глаза.

— Лады.

— А? Что? Куда идем? Я с вами? – от песчаного покрывала, разбуженная шумными возгласами примирений, оторвалась громадная голова и слипающимися глазами уставилась на обнявшихся Гарика и Мишка. – Не, не, не. Я не с вами. Чур меня. У меня Аллочка есть.

После дебатов, посвященных теме пребывания на Троянской войне, обсуждения дальнейших действий, выяснения всех непонятностей в поведении «некоторых субъектов, распускающих руки на виду у всего пляжа, так что спать спиной к вам я теперь боюсь», а также лекции на тему «ты чего сам руки распускаешь, когда люди упражняются в художественном свисте», большинством было принято решение прикрыть знаменитые Ахилловы пятки черепашьими панцирями, на протесты меньшинства «че я как местный юродивый с кастрюлями на ногах ходить буду, вы еще сковородки привяжите» никто не обратил особого внимания. Дискуссия была неожиданно прервана Тимохиным басом:

— Черепашка!!! Давай сачок.

— А без сачка слабо?

Поймать двух безобидных неповротливо-тихоходных зверушек оказалось достаточно простым делом, куда больше споров вызвал вопрос об освобождении черепашками занимаемой жилплощади: с одной стороны – «жалко скотину», с другой стороны – «для тебя, дурака, стараемся». Спор разрешил Гарик, поймав за руку ближайшего грека-соратника, вкратце объяснив, что от него хотят и сунув в руки двух рептилий.

Через пятнадцать минут «черный риэлтор» вернулся на пляж, держа два новехоньких, готовых к употреблению панциря, о судьбе бывших квартиросъемщиков он тактично умолчал.

Помянув безвременно почивших черепашек, друзья приступили к стадии превращения панцирей в «суперские сандалетки», которые «даже Гуччи не выпускает». После нескольких тщетных попыток проковырять неподдающийся материал Гарик вновь взял инициативу в свои руки. Греческий стан, похожий на небольшой (в нашем понятии) городок находился на полном самообеспечении: хлебопекарни и маслобойни, кузницы и конезаводы, скорняжные и сапожные мастерские входили в автономию обосновавшегося на чужой территории войска. Приведя в боевую готовность убийственную вежливость и учтивость, Гарик быстро нашел нужного ремесленника.

Вечером под восхищенные возгласы девушек и зависть других воинов Ахилл предстал в новых стильных сандалиях. На завтра в черепашьей обуви ходило пол-лагеря…

На остальные пол-лагеря черепах не хватило…

***

Жизнь на радушном побережье в центре осады потекла своим чередом, иногда прерываясь тяжкими Тимохиными вздохами о несравненной красавице Аллочке и общей тоской по далекому дому. Активный отдых на греческом курорте с обильным количеством солнца, моря и экзотических фруктов перемежался шумными тусовками, бессменными заводилами и проводилами которых были друзья.

Бывшие музыканты, маявшиеся от безделья (на троицу они абсолютно не обижались, наоборот, после великолепных выступлений нового дуэта старых усладителей слуха досрочно отправили на заслуженную пенсию, и теперь служители музы предавались всем благам жизни, беззаботно слоняясь по лагерю) по эскизам Мишка сварганили некое подобие гитары. Популярность дуэта с ведущим необычным струнным инструментом выросла втрое.

Гарик после нескольких дней безделья углубился в ознакомление с текущим положением дел на фронте. Тщательнейшим образом изучил предполагаемых союзников, противников и «нейтралитетчиков», диспозиции и численность греческих отрядов, проанализировал возможные поползновения троянцев и пришел к выводу, что либо в  современной мифологии много пробелов, либо историки целенаправленно замалчивали некоторые факты, либо это другая Греции и другое, альтернативное, развитие истории, либо… в общем, выводов было много. Каждый важный факт, касающийся военных действий, выносился, как предмет обсуждения, на брифинг, состоящий из трех вернейших соратников. Заведомо безответные вопросы (Как мы сюда попали? В каком мы мире? Кто виноват? и т.д.) отступили на второй план, разрешив Гарику сосредоточиться на проблемах сегодняшнего дня.

Тимоха с удовольствием практиковался в ведении боя на различном оружии, привыкая к новому мускулистому телу древнегреческого героя. С каждой новой тренировкой движения становились молниеносней, новых изученных и удачно проведенных приемов больше, а желающих спаринговаться меньше. Никотиновая зависимость потихоньку отпускала, вздохи по поводу того, что в Греции есть все, кроме «пачки паршивых сигарет» слышались все реже и реже, пока совсем не прекратились.

Отдых кончился внезапно…

…Тридцать раз лучезарный Гелиос заступал на дневное дежурство вместо среброкудрой Селены, по пути поминая нехорошим словом, постоянно путающуюся под ногами и бубнящую себе под нос что-то о неравноправии розовощекую Эос. Уже месяц пребывали пришельцы на греческой земле…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *