Однажды в королевстве N случилось несчастье. Как часто истории, которые нам интересны, начинаются именно так? Парадоксально, но практически всегда. Завязка любой истории начинается с несчастья…
Причем несчастье, свалившееся нежданно негаданно на королевство (царство, княжество, герцогство, страну, город, улицу, семью, отдельно взятую кроличью норку) может принимать совершенно невообразимые обличья. Скажем, власть захватила деспотично-истеричная дамочка с маниакально-балезненным пристрастием превращать всех несогласных с её единственно верным мнением в ледяные скульптуры, или по наследству перешла к слабоумному сыну мудрого правителя, или за стенами родного города уже слышна тяжелая поступь вражеского войска троллей (орков, нежити, жаб переростков, мутировавших ленивцев, беспощадных разумных насекомых, немцев (не знаю, что рисует ваше воображение при слове «захватчик», но мое будит образ одетого в черное фрица на мотоцикле с закатанными рукавами)), или посевы пшеницы пожрала саранча, или в очередной раз где-то всплыло кольцо, которое необходимо срочно уничтожить, пока несчастье не превратилось в полноценный Армагеддон, или рядом проснулся тыщу лет дремавший вулкан, или разгул преступности и коррупции превысил все допустимые нормы, короче, в начале истории королевству N обрисовывается незавидное положение и предсказывается быстрая, но не безболезненная кончина. А что происходит дальше? А дальше в любой истории появляется герой.
Внешность героя (он может быть и красавцем, и уродом, и Шреком), его происхождение (от простолюдина и биндюжника до представителя знатного рода или принца), его морально-этическое воспитание (вор, взяточник, жадюга или наоборот, добрый, отзывчивый, милосердный) – не главное! Главное одно – он спасет королевство N, а заодно и весь мир, а если повезет, то и вселенную зацепит. На пути спасения отчизны он обязательно заведет новых друзей, как ни странно, но старых друзей у героя, как правило, нет, будущие герои, видимо, воспитываются в изоляции от мира. Он раскроет пару заговоров, поможет простым жителям, в конце концов, встретится лицом к лицу со ЗЛОМ в любом его проявлении и обязательно его победит, даже истекая кровью или будучи ранен. И, конечно, через всю кавалькаду приключений красной лентой протянется любовная линия.
Другими словами, вы еще не успели перевернуть страницу, а уже узнали четверть книг когда-либо вами прочитанных… А почему так происходит? Потому что многие истории начинаются слишком грустно – несчастьем в королевстве N.
Наша история начинается совсем по-другому.
Однажды в королевстве N случилось счастье!
Счастья не ждали, никто не ждал, и даже не надеялись, а многие и не верили в его существование, но произошло то, что произошло.
Королевство N мало чем отличалось от других королевств, разве что болота поширше, да ельник погуще, а так – ничем. В королевстве N жили люди, а то как же королевство и без людей. Кто будет сеять, веять, жать, пахать, ремеслами заниматься да барей кормить? И люди как люди, не гномы, не эльфы, не погань всякая орочья, обычные люди – две руки, две ноги, голова на месте. Работали люди, праздники праздновали, обычаи блюли, свадьбы играли, детей рожали, в церковь ходили. Королевство, хоть и небольшое, да одним городом не ограничивалось, имелись и города, и городишки, и деревеньки. Люди того королевства в бога единого веровали, как им сказывали, так и веровали. И не было в королевстве войны религий, а чего воевать? Церковные люди – грамотные, складно писание до ума простого мужика доводят, а мужику работать надо, да детей кормить, а не другого бога искать. В каждой деревушке королевства был свой приход, в городах церквы белокаменные стояли, колоколами звенели, а в стольном граде собор был, великолепия неописуемого, высоты невообразимой, в нем, поговаривали, сам король причащался, да грехи не раз замаливал.
И жили люди, большого горя не знали, урожаями обделены не были, преступность шибко не разводили, соседи с претензиями на земли не лезли, тихо по домам отсиживались, свои проблемы решали, а вулканов и драконов рядом с королевством отродясь не водилось. А маленькие беды у всех свои, у кого редиска не уродиться, у кого жена заначку найдет, у кого теща погостить приедет. Все по очереди кряхтели на судьбу да на господ начальников жаловались. Думал простой мужик, что все вроде у него есть – дом, работа, огород, жена, скотина (у некоторых запятая между «жена» и «скотина» автоматически трансформировалась в тире), а счастья полноценного, такого чтоб глаза закрыть и дух от легкости захватывает, как в детстве на качельке, нет и не будет.
Так и жили люди, о счастье думали, да на него не надеялись, пока в одной деревеньке не случилось чудо.
Деревенька та, Пододраникова, в самой, что ни на есть провинции королевства находилась. Кругом леса да болота. До столицы далеко, а по дорогам дождями разбитым вообще никуда не добраться. В Пододраникове свой приход был, свой батюшка, все как положено, чин чинарем: молебны, перезвоны колокольные праздничные, службы воскресные, обязательные. И Служба службой, бабы поклоны бьют, мужики свечки держат, крестятся, как учили, священник псалмы поет, непонятно, но громко. Мужики никогда лишних вопросов не задавали, не хотелось перед ученым мужем безграмотьем непотребным выглядеть, а к писанию прислушивались, глядишь, что дельное проскочит, али совет какой, али слово волшебное.
Вот и в то воскресенье служба шла. Шла бы она, и шла, и закончилась бы как обычно непонятным АМИНЬ, да на беду священника местный бездарь Спиридон Вафля слишком к словам церковным прислушивался.
Спиридон в народе слыл мужиком к ремеслам неприспособленным. К чему руки свои не приложит, почитай, того уже нет: или сломал или украл. Другими талантами он не обладал, разве что детей имел 10 штук, да для такого дела особого таланта не надобно. Стоял Спиридон на службе в одном ряду со всеми, свечку держал, псалмы слушал и таки наслушался:
— Батюшка, Евграфий, это что ж получается? Бог за всеми нами наблюдает и по делам воздает? – Бесцеремонно перебил Спиридон службу.
Батюшка от такой наглости аж закашлялся и святым словом поперхнулся, но на вопрос ответил:
— Во истину так.
— И если молить его о чем-то шибко, то он услышит и одарит? – Не унимался Вафля.
— Бог наш милосерден. Молитва есть путь к ушам его. Но молитва должна от сердца идти и не один раз повторена.
— А ежель мы всем миром помолимся, чтоб вода в нашем озере пододраниковском в пиво превратилась, услышит?
В соборе воцарилась мертвая тишина, мужики застыли, не донеся крестное знамения до лба, даже воск прекратил капать. Батюшка от такого поворота оцепенел. По толпе пронесся ветерок надежды.
— Не Божье это дело воду в пиво превращать, кругом истинно страждущих не счесть, — отошел от шока отец Евграфий.
— А мы чем хуже? Все страждущие о чем молятся? О здоровье да о счастье. Мы все, здоровы, а какое нам счастье нужно, окромя целого озера пива холодного? Разве чтоб тещи скопытились?
Мужики захмыкали, но Спиридона поддержали и на батюшку вопросительным взглядом уставились.
— Не бывать такому! – Возмутился священник. – Господь чудеса творит, а не фокусы, и молитва для чудес нужна сильная.
— А мы всем миром,– Спиридон обернулся на остальных, остальные замотали головами, идея больно заманчивая, а вдруг получиться? – Айда, мужики до утра молиться! – Скомандовал Вафля, и все упали на колени и начали истово бить поклоны и молились в едином порыве, и молитва у всех одинаково звучала.
Так бы история и закончилась, разбитыми лбами, недовольным ворчанием, торжеством отца Евграфия, да битьем всем миром, как молились, Спиридона, кабы не одно но… Вода в озере на следующий день пивом стала! Да таким вкусным, что ни в одной пивоварне не повторить. И настало у мужиков пододраниковских счастье.
Бабы мужиков своих лишь под вечер нашли у озера, довольных, счастливых, но молчаливых и недвижимых, и по домам на себе сволокли. Понедельник по всей деревне оказался выходным днем, да и вторник, да и среда с четвергом, лишь в пятницу глаза разлепили, голову руками придержали и похмелились кое-как, а в субботу гульба по-новой началась. В общем, выпала Пододраникова из трудодней надолго и основательно. Как детишки пододраниковские о сильной молитве узнали – неведомо, так как говорящими мужиков никто не видел, мычащими, кряхтящими, кружками пиво из озера зачерпывающими видели, а вот, чтоб они на разговоры отвлекались, не видели. Мужики счастье свое использовали на всю катушку и других дел не делали и делать не помышляли. Однако о молитве малышня узнала и на следующее воскресенье всей гурьбой в церковь пришла. Предводительствовал Агафон, Спиридона старшой сын:
— Батюшка Евграфий, правда ли папаньки наши всю ночь Господа об озере дивном молили?
— Правда, — вздохнул священник. Грустный он стал в последнее время, был у него приход, хороший, многолюдный, да последнюю неделю не видать никого. Дальше, чем за двадцать шагов от озера пододраниковского не отходят мужики, стерегут свое счастье.
— А ежель мы помолимся, чтоб на деревьях конфеты росли да сласти разные, послушает нас Господь? Даст нам счастья?
— Гык, — только и смог выговорить Евграфий.
— Ты уж не серчай на нас, мы попробуем, — Агафон махнул рукой, и пододраниковская поросль рухнула на колени и принялась лбами пол мести.
Мужикам – свое счастье, а детям – свое.
И не удивился даже Евргафий, а только гыкнул выразительно, когда на следующее утро роща пододраниковская листья скинула и конфеты, леденцы, карамельки, рахат-лукум, щербет, халву, пастилу, орехи в меду и прочие сласти на себя нацепила.
И настало счастье у детей пододраниковских. В роще конфет нарвут и к колодцам за водой бегут, запивать сладкое.
На следующее воскресенье в церковь к отцу Евграфию бабы пододраниковские пожаловали, все как одна, даже бабка Пестимея приковыляла. Осерчали бабы за две недели на своих мужей да на детей – у них де счастье есть, а хрупким женщинам, как обычно – хрен с маслом да вожжами по пузу. А кто хозяйство держит, полы моет, стирает, жрать готовит, скотину кормит (а заодно и мужа с детьми)? И свалились все вопросы на голову бедного Евграфия. Батюшка, как смог, Бога выгородил и баб пристыдил. Помогло секунды на две, порешили бабы и себе у Бога счастье вымолить, и начали молиться.
Усердно молились, но без толку, так как договориться не смогли, какой чего надобно. Мужики, знамо дело, свое счастье дружно вымаливали, детишки также, а бабы… да кто их разберет, одной мужика подавай, а лучше двух и чтоб не пьющих и работящих, другой хочется, чтоб белье само стиралось да полы сами мылись, третья грудь побольше и, чтоб глаза поголубели требует, короче, не сошлись бабы в едином мнении на счастье. А когда даже одна на знает, чего она хочет, то на рой баб никакого Бога не хватит. Так и остались бабы без счастья, недовольные и обозленные.
И решили они отомстить мужикам: устроили бойкот, прекратили доступ к телу девичьему, даже бабка Пестимея своему деду Поликарпу под беззубый рот кукиш сунула. Поликарп крякнул от удивления, схватил с полки самый большой ковш и обратно на озеро дунул, так дунул, как лет сорок уже не бегал!
И тут настало у мужиков уже не счастье, а полное блаженство: пива – целое озеро, дети с утра до ночи заняты, бабы заткнулись, за пьянку не бранят, лишнего не требуют и думают, что мужикам от этого плохо.
Меж тем новость о счастье подраниковском до соседней деревни дошла и дальше потопала городами-поселками до града стольного. Завидно другим мужикам стало, дескать, у пододраниковских теперь счастья немеряно, нехлебанно, а у них нет и не предвидится. Принялись усердно окрестные за свое счастье молиться, и их молитва наверх дошла.
Через пару месяцев все озера королевства в пивные превратились, только в деревеньке Простоматереве вымолили мужики у Бога озеро вина шампанского, шипучего и дюже игривого, с тех пор деревеньку переименовали в Шампань Недоделанную. И рощи вместо листьев покрылись сластями, детей радующими. История пододраниковская в каждой деревне, в каждом городе повторилась. Мужики счастливы, дети счастливы, бабы – не очень, да кто их, бестолковых слушать будет.
Так и пришло в королевство N счастье!
И тут случилось несчастье!
А вы что думали? Разве на одном счастье далеко уедешь, ускачешь? Да и где истории такие водятся, чтобы об одном счастье рассказывали? Как ни крути, а для истории несчастье нужно и, желательно, погабаритней.
При дворе королевском жил в то время дьяк Пантелеймон, грамотный человек был и должность имел ученую, писарем служил или, как в народе по-простому говорить принято – мемуаристом. Все, что в королевстве N происходило, он тщательно в свистки записывал и в королевской библиотеке складировал. И несчастье огромное, в королевство пришедшее, описал. Библиотека королевская за много лет поистрепалась, поизносилась да попропилась. Так и не узнал бы никто сейчас про несчастье тогда приключившиеся, если бы клочок пергамента, о нем рассказывающий, в нужные руки не попал и теми же нужными руками сохранен не был. Клочок, хоть и мал, а содержания преинтереснейшего:
«…мужики королевства те озера выпивати и под деревьями, сластями усыпанными лежати, голову руками держати. Некому землю пахати, хлеба сажати, урожай убирати, даже армия к тем озерам бежати и на короля-батюшку хрен забивати. Дети грамоте да ремеслам учиться не хотети, только под деревами сидети, конфеты жрати, водой запивати. Бабы хозяйство не держати, белье не стирати. Чую королевству нашему скоро полный пи…(в этом месте в пергаменте дырка, толи мышь проела, толи время, но слово одно из истории выпало и навсегда за ее бортом осталось)…ц наставати…»
Попало королевство в эконимико-алкоголико-обезвоженный кризис. Вода стала жутким дефицитом, так как все озера – пивные и речки, что их подпитывают и из них вытекают – тоже пивные. От силы по колодцу обыкновенной воды на деревню осталось.
Из трезвых в наличии лишь бабье обиженное, церковные люди да король-батюшка без придворных, без армии. Думали священники, как королевство от пьянки вылечить и детишек от деревьев манящих отворотить. Решили они молиться об обратном чуде.
День молились, два молились – без толку. Колени болят, лбы болят, голоса нет, пальцы крестное знамение не держат – результат нулевой. Как несло от озер брагой, так и несет. Поняли священники, что слишком их мало для всего королевства. Мужики-то на свое счастье целыми деревнями молились, а священников – по штуке на деревню, да по десятку на город. Не возвращается счастье от большинства к меньшинству. Решили тогда святые отцы мужиков простых протрезвлять и заставлять совершать обратную молитву, чтоб вернуть все, как было, и даже для молитвы такой название придумали специальное – бэкап. Но поди ж ты достучись до сознания, хмелем окутанного. Поняли священники, что придет скоро королевству тот самый, который словом непонятным дьяк Пантелеймон нарек. И король это понял, сел под балдахином своим шелковым роскошным на пол грязный, некем давно не мытый, и заплакал…
Катилось королевство в тартарары: армии нет, мужики в загуле вечном, будущего нет, потому что будущее это конфеты жрет тоннами, вода кончается, и бабы на весь мир обозлены.
Не смогли священники бэкапную молитву сотворить и, уж было, отчаялись, да отец Евграфий выручил:
— Раз не дает нам Господь вернуть все на круги своя, может, о помощи его попросим, авось, придет кто, спасет нас грешных?!
Обрадовались святые отцы, головами закивали, заулыбались в бороды, кто в седые длинные, кто в кой-какие жиденькие.
— Верно говоришь, — подхватил сам патриарх столичный и всея королевства, — сторонняя сила нужна, — и первым в пол ударился.
И пришла сторонняя сила, точнее вынырнула, аккурат посреди озера пододраниковского. Шибко силе той вкус пивной приглянулся, хлебала она его, хлебала, пока две другие силы не появились и к ней не присоединились. Утолили силы жажду свою и на берег поплыли, вышли из озера и встали в оцепенении, и только самая большая сила еле вымолвила:
— Слышь, пацаны, кажись пиво – херовое, тут же все вповалку лежат. Может, подохли?
— Брось, Тимоха, пьяные они.
— Где мы? – Вступила в разговор третья сила, носатая…
В этом месте появляются в истории герои.